Обоснование открытости как двигателя человеческого прогресса

Является ли «открытым» будущее человеческого прогресса, как утверждается в этой недавно вышедшей книге? Может быть. Чтобы знать наверняка, нам нужно четко определить его и цели, которым он служит.

У читателей Opensource.com может возникнуть искушение отмахнуться от недавней книги Йохана Норберга Open: История человеческого прогресса, как от еще одной проповеди, произнесенной хору преданных верующих. Но хотя проповедь предлагает некоторые знакомые темы, эта новая работа заслуживает нового серьезного внимания.

Это амбициозный манифест, достигающий глобального масштаба, утверждающий, что будущий прогресс всего мира сейчас экзистенциально зависит от принятия странами и обществами открытых практик. Этот призыв также особенно своевременен: оптимизм 1990-х годов по поводу растущей открытости в западных обществах сегодня уступает место более пессимистической реальности. Недавние комментаторы, кажется, вторят Джорджу Уиллу, который сказал, что 11 сентября 2001 года ознаменовало "конец нашего отпуска из истории".

На что Норберг, кажется, неявно отвечает: «И поэтому, как никогда, мир сейчас нуждается в большей «открытости»».

В этом обзоре я хочу предложить лишь краткое изложение аргументов Норберга о важности открытости сегодня. Я не стремлюсь быть всеобъемлющим; вместо этого я хочу резюмировать только ту часть книги, которая необходима для объяснения вопросов, которые, по моему мнению, она поднимает — не только для меня, но и, как я подозреваю, для всех, кто интересуется продолжающимся глобальным разговором об «открытых» принципах и практики сегодня.

«Сила открытости» — на протяжении всей истории и в будущем

Аргументация Норберга носит скрытый полемический характер и развивается медленно. Но извилистый путь, который он прокладывает, позволяет ему неоднократно утверждать, что принятие большей «открытости» различными сообществами или государствами с течением времени – открытость идеям, инновациям и улучшениям (будь то заимствованные, проданные или импортированные через иммиграцию) – лучше всего объясняет, почему история «победители» продолжали процветать. Точно так же в его обсуждении дела опровергается утверждение, что, когда эти победители начали отступать от открытости (по-разному), их прогресс замедлился или остановился.

Вторая половина книги («Закрытая») основана на ряде знаковых социально-психологических исследований, на основе которых Норберг строит объяснение того, почему люди, несмотря на склонность учиться на хороших идеях других, также скатываются к конкурентной и враждебной племенной лояльности. . Мы, как показывает Норберг, ошеломляюще способны как на взаимовыгодное сотрудничество с другими, так и на войну с нулевой суммой и взаимное уничтожение, часто с теми же самыми «другими». Он предполагает, что эту центральную дилемму человеческой природы необходимо каким-то образом решить, чтобы добиться большей открытости вокруг, хотя управлять открытостью сложнее и зачастую неточно.

Его заключительные главы предлагают различные предложения, как отклонить сторонников игры с нулевой суммой от деструктивного и закрытого племенного мышления. Постоянное стремление к большей открытости, предполагает автор, может иметь краткосрочные издержки для тех, кто осмелится, но в конечном итоге приведет к долгосрочному прогрессу для них – и, действительно, для человеческой цивилизации в более широком смысле. Если сегодняшняя цивилизация потерпит неудачу в этом, неоднократно предупреждает он, то мы будем винить только самих себя в грядущем тяжелом упадке.

Это всегда сложнее

Это книга, заставляющая задуматься, но чтобы понять ее суть, требуется несколько шагов веры.

Первая часть тезиса Норберга — о том, что уроки вчерашних цивилизаций демонстрируют, что весь человеческий прогресс произошел благодаря энергичному стремлению к «открытости» — взлетает на парящих крыльях над историческими ландшафтами, неизбежно более сложными, чем предполагает Норберг (Рон МакФарланд также отмечает это, в рецензии на книгу). Множество докторских диссертаций могли бы проверить его многочисленные предположения об этом ключевом моменте мировой истории. Каждый из его примеров можно было (и на протяжении многих лет интерпретировали) правдоподобно, используя разные объяснения.

Выделим лишь некоторые:

Норберг утверждает, что флорит древней Греции может быть связан с изобретением там «открытой» рациональности и науки в сочетании с межгородскими государственными обменами и дебатами. Но греческие полисы ни в коем случае не были демократиями и не придерживались таких ценностей, и большая часть их истории определялась разрушительными (т. е. войнами с нулевой суммой) друг с другом. И даже греческая жемчужина открытости — Афины V века до н. э. в эпоху Перикла — также славилась прогрессивным ужесточением своего гражданства в ту же эпоху и введением многочисленных барьеров против растущей иммиграции. Оно было менее открытым, чем можно было бы предположить из современных речей.
Обращаясь к Риму, Норберг подчеркивает, что могущество и успех его империи были обусловлены постоянными приобретениями (посредством торговли и завоеваний), а затем применением идей других народов со всех его владений. Но он замалчивает идею о том, что римская общественная культура и гражданство Res Publica развивались в противовес своим ранним врагам.
Рядом с Британией: Норберг связывает промышленную революцию в стране 18-19 веков с адаптацией голландских финансовых инноваций и творчеством евреев-иммигрантов и гугенотов, но он также не обращает внимания на формирующую динамику ее веков. - длительные войны с Францией и ее более этатистский подход к экономике и попытки отличить эту нацию от Франции.
И, наконец, Америка, которая, как утверждает Норберг, во многом обязана ранним принятием иммиграции, свободы религии и межкультурного обмена, хотя он склонен преуменьшать весьма неоткрытый подход страны к внедрению рабства в ее основание. .

Ни одно из этих возражений не должно разрушать веру в ценность открытых инноваций для достижения прогресса в данной цивилизации (или нации, или организации). Но мы всегда должны помнить, что события более сложны, чем часто свидетельствуют наши истории.

Уравнение с двумя неизвестными

Таким образом, большая открытость ведет к большему прогрессу, говорит Норберг. И все же это простое утверждение становится более сложным, когда читатели задумываются о том, как автор определяет понятия «открытость» и «прогресс». Студенты, изучающие алгебру, знают фундаментальную загадку решения уравнения с двумя неизвестными. Книга Норберга основана на аналогичной загадке.

Давайте распакуем его. Во-первых, как именно нам следует понимать прогресс?

Норберг мог бы обоснованно утверждать, что традиционно воспринимаемые «великие» цивилизации, которые он исследует, например, классическая Греция (6-4 вв. до н.э.), империя Древнего Рима (31 г. до н.э.-476 г. н.э.), китайская династия Сун (960-1279 гг. н.э.), Британия в эпоху промышленной революции (18-19 вв.) — являются самоочевидными похвальными воплощениями того, что такое «прогресс». Но, аплодируя также открытой инновационной практике монгольского царя XIII века Чингисхана, Норберг, похоже, подразумевает, что мы должны аналогичным образом восхищаться наследием лидера, известного своими ужасающими завоеваниями и страстью к мести (но, честно говоря, и за определенные достижения в управлении государством, евразийской торговле и религиозной толерантности). С другой стороны, Норберг изображает католическую церковь как историческую силу, разрушающую прогресс иерархии и замкнутости. Но он также игнорирует ее роль в объединении большей части западной цивилизации и сохранении значительной части ее культурного наследия для последующих поколений.

Мы, конечно, должны признать, что все цивилизации, описанные Норбергом в Open, имели как вдохновляющие, так и отталкивающие черты, и даже те цивилизации, которые сегодня в целом оцениваются как «морально плохие», возможно, внесли определенный вклад, рожденный из-за противоречий. -граничные инновации, направленные на «высшее благо» будущего человечества. Итак, отмечая вклад «открытости», как нам следует определять и оценивать природу прогресса как такового? Норберг не может твердо утверждать, к чему на самом деле стремится его «стремление к открытости». Проще говоря, это вроде бы любая (якобы вполне понятная) ценность для мира, которую можно увидеть в той или иной легендарной цивилизации прошлого.

И трактовка Норбергом понятия «открытость» столь же двусмысленна. Но, по крайней мере, эта концепция становится немного яснее по мере развития книги.

Норберг никогда не предлагает краткого и обобщенного определения одноименной концепции своей книги; вместо этого он рисует множество точек, которые читатели должны соединить в общую схему того, что для него значит «открытость». В целом, согласно моему собственному прочтению его истории, «открытый» означает сообщества, организации или общества, которые:

приглашение новых идей от других, собранных или созданных в результате торговли, обмена, трансграничного сотрудничества или прибытия и интеграции новичков, и
поддерживается терпимостью к разнообразию и инакомыслию, инклюзивностью, свободными дебатами, большой (или, по крайней мере, избранной) степенью индивидуальной свободы, а также избеганием (если не запретом) племенной вражды и деструктивного соперничества, основанного на групповой идентичности или вызывающей страх иерархии власть

Для Норберга важнейшая концепция, выраженная в одном слове, находится на вершине множества взаимосвязанных условий и атрибутов.

Что мешает

Острое понимание Норбергом индивидуального и группового поведения делает вторую часть книги более отличительной, чем первая.

Автор обрисовывает дилемму человеческого сотрудничества, успехи которого могут так быстро обернуться подозрениями других, а неудачи – породить страх и вражду. Он демонстрирует, как наша конкурентоспособность и рвение к принадлежности побуждают нас постоянно делить мир на «нас» и «их», даже когда «они» имеют хорошие идеи, которые мы свободно заимствуем и извлекаем из них выгоду. Норберг аналогичным образом объясняет, как наше похвальное стремление к победе слишком часто заставляет нас стремиться к победе с нулевой суммой, тогда как объективная оценка регулярно показывает, что взаимовыгодное партнерство с потенциальными противниками приносит большую пользу для всех.

В другом познавательном разделе автор объясняет, почему люди склонны ложно романтизировать прошедшие дни — потому что мы с легкостью преуменьшаем прошлые проблемы и преувеличиваем новые надвигающиеся проблемы, тем самым уводя нас от будущих возможностей и новых источников потенциальных инноваций. Сопоставимые исследования также показывают, что во времена угрозы или нестабильности мощная часть нашего мозга начинает жаждать безопасности контроля — и тогда мы обмениваем личную свободу и уважение к другим на контролирующую и часто оскорбительную защиту со стороны влиятельных иерархических лидеров.

Все подобные импульсы заставляют нас меньше доверять «открытости» и менее охотно инвестировать или рисковать.

Время закрытия

К сожалению, проницательный анализ Норберга того, почему люди так легко отказываются от открытости, не завершается многими конкретными предложениями по ограничению или изменению наших замкнутых импульсов и поведения.

Все идеи и принципы, которые он продвигает, разумны (некоторые основаны на исследованиях, другие отражают личный опыт автора), но они лишь намекают на какую-либо масштабируемую институциональную трансформацию. Вот некоторые основные моменты:

Норберг расплывчато утверждает, что общества или другие образования, стремящиеся к устойчивой открытости, должны создавать сквозную идентичность, чтобы положить конец межплеменной вражде; поощрять сочувствие своих членов к «другим» из «чужих групп» путем конструктивного использования литературы, искусства и средств массовой информации; и расширять торговлю, чтобы развивать идеи «взаимной полезности» между странами, а не войны (что послужило мотивацией создания Европейского Союза после Второй мировой войны).
Норберг аналогичным образом критикует издержки экономики «нулевой суммы» и лежащее в ее основе мышление, описывая, как и почему (с течением времени) политика «нулевой суммы» привела к созданию более закрытых обществ. Но и здесь он предлагает мало конкретных предложений по масштабируемой профилактике.
Норберг критикует (по его мнению, ошибочный) охват ностальгии по ушедшим лучшим временам (которые, как он показывает, на самом деле были не лучше), призывая вместо этого к созданию новых систем, которые повышают осведомленность людей о будущих угрозах (например, глобальное потепление) и обеспечивают стимулы. чтобы население добровольно предлагало свои лучшие идеи о том, как с ними бороться.

В конечном итоге, хотя исторически обоснованное видение Норбергом более открытого будущего является смелым, его практические предложения по созданию этого будущего и его воплощению в современном мире явно менее таковы. Книга Открытая делает чтение интересным и богата информацией о человеческих слабостях и поведении, которые так часто препятствуют человеческому прогрессу, даже если она разочаровывает, когда оставляет так много неисследованного. Любой, кто прочитает ее страницы, будет вынужден глубже задуматься о том, что, несомненно, является главным, даже если не единственным, объяснением прогресса и успеха наций и цивилизаций.